Я, конечно, не согласен с оценкой музыки "24 Прелюдий" Шостаковича как "слабой с банальной фактурой и случайными нотами": насчёт "слабости" решительно возражаю; фактура у них такая, которая определяется авторским пониманием специфики жанра: богатая фактура - зачем тут она ? Да и "случайные" ноты вовсе не являются таковыми, а служат выражению композиторского замысла.
Музыка в прелюдиях слабая, темы слабейшие, фактура банальная, много случайных нот. (вдаваться в подробности не стану - нет под рукой издания)
Прелюдии и фуги многие попросту схоластика, до уровня Баха (хотя и у него много слабых прелюдий и фуг) как пешком до Китая.
Вы назовите мне произведение небольшое, скажем прелюдия такая-то такая. Хоть будет о чем говорить.
Давайте поговорим.
Если иметь в виду "науку", то цикл Шостаковича неоднократно проанализирован исследователями, поэтому можно не мучиться с рассмотрением ладов и изобретением велосипеда, а обратиться к литературе и что-нибудь переписать оттуда – но зачем ? И кого это убедит ? Изучать "мёртвую воду" и "живую воду" композиторского стиля интересно лишь в том случае, когда сама музыка говорит что-то непосредственно, т.е. с опорой на слуховой опыт, знания и воображение слушателя.
Я лучше скажу об отдельных вещах этого цикла и связанных с ними ассоциациях музыкально-исторического порядка, которые для меня делают эти вещи гениальными, а затем кое-что обобщу применительно ко всему циклу в целом, чтобы пояснить, что его делает гениальным как целое.
Так, я выделил бы в сборнике следующие прелюдии, которые снабжу своими подстрочными названиями, отражающими мои ассоциации: e-moll (полифоническая), Des-dur (игрушечный вальсик), As-dur (наполовину стёршиеся воспоминания - "сказки старой бабушки"), D-dur (клавесинная), es-moll (симфонический отрывок), cis-moll (дорога), d-moll (гавотно-прокофьевская), E-dur (тарантелла), h-moll (фальшивый духовой оркестр).
Каждая из этих пьес выбрана мной не по той причине, что они "лучше" остальных, а в связи с тем, что с ними у меня связаны конкретные ассоциации, которые я могу предметно разъяснить.
В пьесе Des-dur юмористический эффект создаётся сочетанием аккомпанемента, помещённого в верхний слой фактуры и тематическими элементами нижнего слоя. По жанру это вроде как "вальс", но гротескный – в манере "вроде вальса" у Шостаковича встречаются и другие прелюдии тоже, но их музыкальная реализация не столь гротесковая. А здесь должен быть подчёркнут "эффект щекотки", и вызывается он именно резким расслоением фактурных пластов и противопоставлением "банальных" гармоний аккомпанемента и звуков темы в нижнем регистре. В середине пьесы сопоставление далёких тональностей обеспечивает эффект свежести – автор свободно оперирует тональностями, ни на секунду не забывая о тональном центре. В самом конце пьесы аккомпанемент и тема возвращаются в исходную тональность и попадают "на свои места" – аккомпанемент в нижнем фактурном слое, а тема – в верхнем, что воспринимается как переворот "с головы – на ноги" и символизирует "полное удовлетворение", а прелюдия заканчивается вполне умиротворённо !

Казалось бы, всё так просто, однако вещь ужасно смешная и остроумная. Я бы назвал её "шуткой гения", подобной тем, какие оставили нам Бах и Моцарт.
А перед этой пьесой звучит монументальный фрагмент, которые представляет собой некий симфонический отрывок, словно бы переложенный для фортепиано – прелюдия es-moll. Это совершенно потрясающая по своему мрачному трагизму вещь, в рамках которой громадную роль играет правая педаль, на которой смешиваются различные гармонии, но при этом не образуется никакой звуковой грязи, а ощущается лишь оркестровая массивность и мощь. В пьесе имитируются оркестровые тембры, тремоло, переклички и полифония оркестровых групп. Все темы – мрачно-величественные и своей характерностью напоминают темы, взятые как бы из арсенала различных оркестровых инструментов (литавры, тарелки, фанфары, массив струнных и т.д.)
Прелюдия e-moll представляет собой блестящий образец полифонической пьесы, в рамках которой используются приёмы построения фуги – собственно, это и есть фуга, сделанная, так скажем, с некоторыми "вольностями" (если воспользоваться самоиронией Бетховена по поводу его собственной фуги

. Но в данной прелюдии Шостаковича нет и тени иронии – пьеса сделана "всерьёз" и характеризуется блестящим полифоническим мастерством: можно проследить, как вступают голоса, как они взаимодействуют и переплетаются, как осуществляется развитие материала.
И тут же после этой пьесы помещена шикарная юмористическая зарисовка – прелюдия D-dur, которая начинается словно какая-нибудь "инвенция" Баха, но тут же решительно уходит с этого "серьёзного" пути и оборачивается лукавой миниатюрой, юмор которой заключён в интенсивном сопоставлении тональностей, в имитации тут же срываемых попыток вернуться к классической тональной "серьёзности" и в постоянном избегании основной тональности, к которой она возвращается лишь на последних аккордах ! В каком-то смысле эти две соседние пьесы родственны, но не в плане сходства музыкального материала, а в плане попытки взаимодействия с классическими жанрами.
В прелюдии d-moll , которую я для себя называю "гавотной", содержится недвусмысленный "привет Прокофьеву" !

В то же время это завершающая пьеса цикла – своего рода философский "финал": в конце пьесы сопоставляются неродственные тональности, а также мажор и минор основной тональности, когда незадолго до окончания прорывается нечто "шопеноподобное" в оживлённом движении, как напоминание о разнообразии явлений пройденного пути, но эта энергия быстро исчерпывается и гаснет в "гавотном" реверансе.
Прелюдия cis-moll представляется одной из реализаций идеи "дороги" – гениальная мелодия, многократно переложенная для других инструментов, нестандартные гармонически и мелодические решения. Проходящие как бы "случайные" ноты на самом деле находятся каждая на своём месте: удаление от основной тональности пьесы и хроматические сопоставления гармоний и мелодий вызывают "эффект сомнения" и некоторой нерешительности, которая затем преодолевается возвращением к основной тональности, увеличением количества элементов и варьированием изложения. Многие моменты прелюдии, действительно, вызывают ощущение необходимости применения нескольких музыкальных инструментов для звуковой реализации фактурной многослойности. Как типично "дорожная" зарисовка прелюдия заканчивается "удалением" и истаиванием звучания, что вызывает внятные ассоциации и с Чайковским, и с Рахманиновым.
Прелюдия E-dur в жанровом отношении представляет собой огненную тарантеллу – стремительную и бурную, но имеющую все типичные признаки жанра. Нет нужды говорить, что её мелодические и гармонические обороты принадлежат ХХ веку – это своего рода стилизация, каких много в этом цикле.
На закуску я оставил две моих любимых вещи – прелюдии As-dur и h-moll. Прелюдия h-moll представляет собой не что иное, как пародию на фальшиво играющий духовой оркестр: в ней угадываются отзвуки военных маршей, неумелая игра самодеятельных оркестрантов. Возможно, в ней имеется нечто от тапёрской практики самого Шостаковича, который одно время подвизался на этой стезе, зарабатывая в киношке аккомпанементом на фортепиано. Прелюдия необычайно остроумна, саркастична, вызывает в памяти множество звуковых иллюстраций 20-х годов русского ХХ века: проводы солдат на войну, сначала на 1-ю Мировую, а затем и на гражданскую, чуть позже – звуки духовых оркестров, играющих для увеселения граждан в городских садах и парках. Прелюдия заканчивается имитацией ужасной пошлости: пародируемый оркестр словно бы пыжится изобразить некое "рубато", мастерски выписанное Шостаковичем в нотах через увеличение длительностей, а затем – полный развал строя, когда аккомпанирующие "оркестранты" долдонят одно и то же, ибо больше ничего другого сыграть не могут, а на этом фоне звучит тра-та-та, тра-та-та ! - так и видишь картинку некой полупьяной пляски вприсядку !

На мой взгляд, это ужасно смешно и пОшло, но при этом – гениально в своей музыкально-театральной изобразительности.
Прелюдия As-dur – это по жанру, конечно, "забытый вальс" ! Возможно, некая отсылка к Листу, но обыгранная с типично шостаковическими юмором и изобретательностью. Тут вспоминаются и прокофьевские "Сказки старой бабушки" с их эпиграфом: "Иныя воспоминанiя наполовину стерлись въ ея памяти, другiя не сотрутся никогда". Воистину, Шостакович музыкой изображает именно такое состояние: звучит романтический чувствительный старинный вальс, который на каждом восхождении мелодии словно бы "забывается" играющим, и тот начинает что-то "изобретать", уходя в какие-то мелодико-гармонические дебри и блуждая в них, но неизменно возвращаясь к основной тональности !

Безусловно, это один из гениальных образчиков скрытой программности и музыкального юмора. Но самый конец пьесы не столь смешон и просто потрясает драматизмом и своей проникновенной человечностью: композиторские средства просты, лаконичны и сводятся к варьированию нескольких нот, т.е. к нескольким штрихам, но эффект поистине грандиозный. Неожиданно звучит as-moll !! В этой мелочи угадывается намёк на уныние и сожаление о прошедшем – дескать, всё ушло и не вернётся, и даже вспомнить ушедшее затруднительно, как это мы видели в начале и в середине пьесы. Но тут же следом звучит As-dur !! – мол, да: всё ушло, но это БЫЛО, и пока ещё хранится в благодарной памяти, всё это живо для тех, кто помнит.
Казалось бы, как всё просто и даже примитивно ! Но в этой простоте композиторских средств, в игре мажором и минором - бездонная глубина ассоциаций, погружение в рефлексию, отсылка к живым человеческим чувствам. И в этом весь Шостакович: сарказм и нежная лирика, безжалостное бичевание и внимание к тонким движениям человеческой души.
Наверное, в этих контрастах и в умении ими распорядиться как раз и проявляется гениальность автора ?
А самое интересное в "24 Прелюдиях" Шостаковича, пожалуй, то, что автор сумел очень простыми средствами нарисовать звуковой и психологический портрет своего времени и показать своё к нему отношение. Нам сегодня дорого и то и другое - и образ эпохи, и его отражение в творчестве великого композитора. Даже более того: само то время мы сегодня воспринимаем через зеркало интуиции великого мастера и художника. Пожалуй, в этом отношении цикл Шостаковича напоминает многосюжетную фреску: что только на ней не изображено и к чему только автор не выразил своего отношения. Можно рассматривать каждую пьесу и каждую её деталь, а можно бросить обобщающий взгляд на весь цикл и полюбоваться его пестротой, разнообразием, строгостью и единством одновременно.