«Если будет Божья воля, я пойду сидеть»И, наконец, новый директор Владимир Кехман — герой экономических новостей. Про него здесь говорят так: «Он соки из всех выжимает, но и себя не жалеет». Интервью сразу после открытия театра — не было никаких речей и перерезания ленточки, только балет «Спартак».
— Владимир Абрамович, ремонт супер. Но вот что меня (и не только меня) смущает: с одной стороны, Кехман — директор двух театров, которому доверяют бюджет, а с другой — чуть ли не мошенник с баснословными долгами. Как сочетаются обвинения в растрате больших денег и доверие вам больших денег?— Абсолютно закономерный вопрос. Я очень давно вывел такую формулу: репутация, она как девственность. Ее можно потерять всего лишь один раз. Глава Сбербанка Герман Греф и компания пытаются в глазах власти и бизнес-сообщества создать мне репутацию афериста. Но сделать это невозможно.
— Почему? Уже, кажется, сделали.— По одной простой причине: все, что произошло с компанией JFC, — это трагедия, но не мошенничество! Да, признаю: я допустил, что компания потеряла такие деньги. Но она не теряла 18 миллиардов — это долг. Активов у нее, когда начались проблемы, было 15 миллиардов. То есть чистый убыток составлял 3 миллиарда. Тогда на всех моих переговорах с банкирами я говорил: «Возьмите все деньги, все краткосрочные активы, их можно оценить примерно в 150 миллионов долларов». И при общем долге в 600 миллионов 150 получите сразу, а на 450 дайте мне 10-летнюю рассрочку. На что мне при моих юристах было сказано: «Нет. Отдайте нам своих менеджеров — мы их посадим и дальше будем разбираться». Я сказал: «Преследуйте, но давайте компанию спасем, пусть работает». И Греф согласился, что это разумно, но дальше — есть аппарат.
— Какой аппарат? Президента?— Аппарат президента Сбербанка. Всем выгодна моя война с Грефом: на ней зарабатывают служба безопасности Грефа, его пиар-служба. Платят десятки миллионов долларов на эту войну. Ведь все банкиры говорили мне: «Реши проблемы со Сбером, и мы сделаем тебе любую реструктуризацию. Он не дает нам этого сделать». Но люди, чьи имена я сознательно не называю (Греф публично предупредил: если кто даст Кехману хоть копейку, будет его личным врагом), помогали, помогают и будут помогать мне. Даже если я буду сидеть в тюрьме: они знают, что я не взял ни копейки из компании. Все, что сегодня пишется и говорится, — ложь.
Ладно я, который может защищаться, а еще в стране есть 14 миллионов людей, которые должны банкам. Что, на моем примере всем хотят показать?
— Говорят, что у вас есть административный ресурс в Кремле. Почему вы его не используете для своей защиты?— Я просил только одного: чтобы расследование, которое ведет Следственный комитет, было бы по закону. Что сейчас и происходит: сначала следствие, потом суд — разберутся в ситуации.
— Согласно открытым данным, ваш годовой доход — 7,1 миллиона рублей. Одно из первых ваших обещаний при вступлении в должность — поднять зарплаты, ликвидировать адскую пропасть между доходами разных работников театра.— Эта история еще не завершилась. Сейчас мы людям выравниваем зарплаты — они были неразумно высокие у администрации и абсолютно копеечные у постановочной части и творческих коллективов. По 4 тысячи в месяц получали швеи, исключение составляли балетные: Игорь Зеленский, худрук балета, выбил какие-то деньги у бывшей дирекции — иначе артисты давно бы уехали. Мы пытаемся выравнивать зарплаты, но повышать их сможем в будущем году, когда начнем зарабатывать.
Здесь же катастрофическая ситуация была с посещаемостью. Старожилы мне рассказывали, что бывали спектакли, на которые приходило 20 (!!!) человек, а на сцене 150. Но это неэффективное использование государственных средств: не может 150 артистов играть для 20 зрителей! И это носило системный характер. Мы сейчас за месяц продали 30 тысяч билетов и на сегодняшний момент заработали 30 миллионов рублей. С другой стороны, Министерство культуры абсолютно не требовало от дирекции увеличивать госзадание — и это помогало дирекции оставаться в тени.
— А вам увеличили госзадание?— Я сам себе его увеличил. На следующий год у меня госзадание — 200 миллионов рублей, а было 135. Это же сообщающиеся сосуды: при меньшем госзадании не может быть качества, и только увеличивая его, ты можешь платить больше артистам, музыкантам, приглашать западных и не западных исполнителей. Без этого невозможно развитие театра.
— Вы подняли цены на билеты?— Мы подняли цену только на 200 мест при зале в 1700. Я хотел, чтобы в идеале они стоили по пять тысяч.
— А новосибирская публика кредитоспособна?— Здесь много состоятельных людей. Новосибирск вообще единственный в России город, где 30 процентов бюджета формируется за счет малого и среднего бизнеса.
— Вы привели в порядок Михайловский театр, теперь — Новосибирский. Выясняется, что банановый король, как вас называют, крупный специалист по оперным театрам.— Вот все говорят «банановый король», а не понимают, о чем речь. Дело в том, что до нашей компании в России не существовало технологического процесса дозревания бананов. Банан до сих пор является самым дешевым фруктом (не дороже 50 рублей), который входит в рацион детей и стариков. По всей стране мы установили газационные камеры и склады хранения, которые обеспечивали 30 тысяч коробок бананов в день, высочайшего качества и соответствующие международным стандартам. Мы изменили этот рынок. Теперь камеры демонтировали, и это приведет к удорожанию продукта и падению его качества.
— А вас оскорбляет это звание — банановый король?— Не оскорбляет. Оно для меня в прошлом. Когда меня недавно в «Нью-Йорк Таймс» спросили насчет «бананового короля», я сказал: «Пишите уже банановый император». Они и написали, но для меня это не имеет значения — больше бизнесом я заниматься не буду никогда.
— Значит, вы будете теперь оперным королем. Или императором?— Нет, у меня есть план.
— Захват власти в стране.— Нет, власть меня вообще не интересует. Я классический пауэр-брокер. Это человек, который решает проблемы.
— То есть кризисный менеджер?— Нет, это более широкое понимание — человек, который меняет среду. Ведь мы изменили среду в Михайловском театре, а автоматически — и в городе. Миф о монополии Гергиева в Петербурге исчез, и площадь Искусства преобразилась. Так же будет и в Новосибирске — этот театр изменит жизнь людей. Нам государство платит деньги за то, чтобы мы показали человеку то, что он не увидит в обычной жизни. Может, это изменит его представление и о самой власти. Просто об этом никто не думает, а для меня это важно: если мне государство дает деньги, то я их должен отработать не на сто, а на пятьсот процентов. И получить себе дивиденды, и чтобы люди подумали: «Какой молодец министр Мединский, что Кехмана сюда назначил, смотри, что он сделал».
— Не желаете ли снести огромный памятник Ленину, который оперу презирал как образец буржуазного искусства? Вот он точно уродует среду перед театром.— Это вопрос к новосибирской власти. Вот как Матвиенко сделала в Петербурге? Вызвала руководство Центрального района и сказала: «Теперь у вас руководитель Владимир Абрамович Кехман». И мы поменяли даже движение машин на площади Искусств. Если мне будет поставлена задача изменить облик среды, я его изменю. А мое взаимоотношение с властью такое: партия сказала «надо» — комсомол ответил «есть».
— А если партия ошибается? Мы это проходили и проходим.— Мне недавно мой духовный отец сказал удивительную вещь, которую я прежде не понимал. Что благодаря революции и тому, что произошло после репрессий, церковь выжила. Потому что на крови мучеников. А если бы победила буржуазная революция, то мы стали бы частью Европы, которая настолько сейчас безлика, а с наплывом беженцев вообще непонятно, что будет. Мне рассказывали, что в Мюнхене националисты живыми их закапывают на окраинах города, просто это не показывает телевидение.
— Вы все время ссылаетесь на православие, Бога. Но мы наблюдаем, как агрессивные «православные» нагло вламываются в театры, музеи, крушат выставки. И все это с именем Бога.— Эти люди к церкви и православию не имеют никакого отношения. Более того, я знаю позицию патриарха в этом вопросе — она крайне жестка.
— Эта жесткость проявилась только с «Пусси Райт», но не по отношению к Энтео. Хотя слово патриарха имело бы вес. А если к вам придут...— Если ко мне? Пусть придут, попробуют. Надо иметь хороших секьюрити, чтобы этого не происходило. Об этом надо думать.
— Опера — это не только новые помещения и реставрация. Это художественная и репертуарная политика. Что нового предъявите публике?— У нас два новых художественных руководителя — Дмитрий Юровский и Денис Матвиенко, которые будут отвечать за художественную политику. Самое главное для меня — интегрировать Новосибирскую оперу в международную систему копродукций опер и балета. Начало уже положено — в ближайший год у нас будет две копродукции с Ла Скала — в опере это «Риголетто», а в балете — «Золушка» в постановке Мауро Бигонзетти. А главное — я хочу добиться, чтобы наш театр сам начал генерировать идеи копродукций с театрами Европы и Азии. В первую очередь с Казахстаном и Китаем. Мне Валентина Ивановна Матвиенко когда-то сказала: «Вы в историю уже вошли. Вопрос — как вы в ней останетесь». Я бы хотел остаться тем, кто приложил руку к сохранению такого здания.
— Последний вопрос: если глава Сбербанка все-таки добьется того, что вас посадят?— Это может сделать только суд. И я этого спокойно жду. Если будет на это Божья воля, я пойду сидеть. Без воли божьей не бывает ничего. В мире есть одна история, она давным-давно написана в книге под названием Библия. История человеческая создана Богом — и им будет закончена. Человек имеет право на ошибку, и вопрос в том — признал ли ты ошибку и что сделал, чтобы выйти из ситуации. Я сделал все возможное, поэтому я спокоен.
Читайте в статье про ремонт в Новосибирском оперном театре http://www.mk.ru/culture/2015/11/18/vladimir-kekhman-esli-budet-bozhya-volya-ya-poydu-sidet-v-tyurme.html
